Первым и самым главным основанием теории норманистов служит известие русской летописи о призвании князей из-за моря. Я сказал выше, что противники норманистов почти не трогали этого основания. Большею частью они, точно также, как и скандинавоманы, принимали призвание или вообще пришествие князей за исходный пункт Русской истории и расходились только в решении вопроса: откуда они пришли и к какому народу принадлежали? Так Татищев и Болтин выводили их из Финляндии, Ломоносов - из славянской Пруссии, Эверс - из Хазарии, Гольман - из Фрисландии, Фатер - из Черноморских Готов, Венелин, Морошкин, Савельев, Максимович, Гедеонов - от балтийских полабских Славян, Костомаров - из Литвы. Мы не видим, чтобы кто-либо из исследователей, занимавшихся варяжским вопросом, обратил особое внимание на фактическую достоверность самого известия о призвании Варягов и вообще об иноземном происхождении княжеских династий. Напротив, почти все исследователи идут от упомянутой летописной легенды и только различным образом толкуют её текст; например, что она разумеет под Варягами Русью? На какое море она указывает? В каком смысле понимать слова: "Пояша по себе всю Русь" и т.п.? Спорили иногда о правописании, о расстановке знаков препинания в летописном тексте, чтобы заставить его говорить в пользу своего мнения. Первым заподозрил несостоятельность всего этого сказания Каченовский, позже эту тему развили и другие историки. Они, выступив яростными противниками теории норманнского происхождения Руси и так называемого "призвания" варяжских князей на русскую землю, заставили историков норманнской школы пересмотреть и теории о других народностях, имевших близкие отношения к Руси, в частности о болгарах, хазарах и гуннах.
   Начнём с того: есть ли малейшая вероятность того, чтобы народ, да и не один народ, а несколько, и даже не одного племени, сговорились разом, и призвали для господства над собой целый другой народ, то есть добровольно наложили бы на себя чуждое иго? Таких примеров нет в истории, да они и немыслимы. А что в данном случае речь идёт не о князьях только и их дружине, но о целом народе, в этом едва ли может быть какое сомнение. Сама русская летопись, представляет убедительные доказательства. По её словам, в 862 году Рюрик с братьями призван в Новогородскую землю. В том же году Оскольд и Дир уходят от него на юг и захватывают Киев, а в 865 году они уже нападают на Константинополь в количестве 200 лодок, на которых помещались приблизительно до 10 000 войска, состоящего из Руси. А между тем Оскольд и Дир могли отвлечь только часть Руси от Рюрика, у которого оставалась главная её масса. Напомню, что, судя по летописи, он господствует от Чудского озера и Западной Двины, до низовьев Оки и занимает своими дружинами главные пункты в этих землях (Новгород, Белоозеро, Изборск, Ростов, Полоцк, Муром и конечно некоторые другие.) Далее, что сказать о сразу следующих затем обширных завоеваниях и походах Олега, предпринятых со многими десятками тысяч? Судя по летописи, он присоединил войска из всех подвластных ему народов. Но ведь это были народы большею частью только что покорённые; значит, чтобы держать их в покорности и двигать с собой их вспомогательные войска, нужна была значительная и однородная масса завоевателей; притом, такое движение возможно только по суше, а не на море. Поход Олега на Царьград, предпринятый в столь широких размерах и выполненный с такой удачей, если бы был достоверен, указывал бы на опытных и бесстрашных моряков, следовательно, опять на массу более или менее однородную. Едва ли в этом морском ополчении можно допустить присутствие приведённых в летописи народов, вроде Мери, Радимичей и т.п. народов, живших внутри России и совсем не знакомых с морем. Если даже оставить в стороне поход Олега, о котором Византийцы не упоминают, то есть ещё поход Игоря. О нём византийские историки говорят так же положительно, как и о нападении Оскольда (не называя впрочем последнего по имени). Руссы высадились в Малой Азии и воевали там несколько месяцев, флот их опустошал берега Боспора. Византийская империя только с большим напряжением своих сил заставила наконец Руссов удалиться.
   А походы Руссов на Каспийское море в 913 и 944 годах, упоминаемые Арабами и предпринятые также десятками тысяч воинов? Обратим внимание на договоры Олега и Игоря, где говорится о светлых русских князьях, состоявших под рукою Киевского князя. Обратим внимание также на главные статьи этих договоров. Разве они не доказывают существование уже значительных и деятельных торговых сношений, и не одних торговых, но и посольских? Договоры ведутся исключительно от имени Руси, как народа сильного, давно оседлого на своих местах и довольно ясно определявшего свои отношения к соседям. Эта Русь выделяет из себя значительное количество торговых людей, которые предпринимают далёкие плавания, и подолгу проживают в чужих странах. Эти русские купцы-воины, торговавшие в Константинополе, были настолько многочисленны, что, в видах безопасности, ставится условием, чтобы они не входили в город за раз более 50 человек, и притом без оружия.
   Договоры Олега и Игоря убеждают нас в том, что Русь существовала на Днепре и на Чёрном море задолго до второй половины IX века, то есть до эпохи так называемого призвания князей. Эти договоры, как уже говорилось, указывают на довольно развитые и следовательно давние торговые сношения. И действительно, те же договоры заключают в себе прямые намёки на то, что они были повторением прежних, таких же мирных трактатов. Например выражения: "... на удержание и на извещение от многих лет межю Християны и Русью бывшюю любовь. ...", или : "...любовь бывшюю межю Християны и Русью. ..." и т.п. В этом отношении они имеют непосредственную внутреннюю связь с известными двумя беседами византийского митрополита Фотия, современника мнимому прибытию Руси из Скандинавии, произнесёнными по поводу нападения Руси на Константинополь, в 865 году. Вот что говорится во второй беседе: "... Эти варвары справедливо рассвирепели за умерщвление их соплеменников и благословно требовали и ожидали кары, равной злодеянию. ... Их привёл к нам гнев их; но, как мы видели, Божия милость отвратила их набег. ...". Отсюда ясно, что нашествие Руссов на Константинополь не было простым разбойничьим набегом: по всей вероятности ему предшествовало убийство русских торговцев в Греции и отказ Греков в удовлетворении. Произошло событие, подобное тому, которое мы встречаем гораздо позднее, при Ярославе I, когда за убийство русских купцов в Византии он посылал флот с сыном своим Владимиром.
   Всё доказывает, что Русь, основавшая наше государство, не была какою-нибудь отдельною дружиной или каким-то родом, который пришёл со своими князьями, призванными в Новгородскую землю для водворения порядка. Нет, это был целый сильный народ, отличавшийся предприимчивым, суровым и властолюбивым характером. На его свирепость сильно жалуются византийские известия. Человеческие жертвы, приносимые киевскому Перуну, также не свидетельствуют в пользу тихих, кротких нравов, которыми наш летописец наделяет племя Полян (иначе называвшееся Русью). По летописи выходит, что, как северные Славяне добровольно призвали себе господ, так и южные племена большей частью покорились им легко. "Кому дань даёте?" спрашивает русский князь. "Хазарам!" отвечают Северяне или Радимичи. "Не давайте Хазарам, а мне давайте". И племена будто бы покорно повиновались.
   Некоторые историки, поддерживающие скандинавское происхождение Руси, не настаивают собственно на добровольном призвании, а предполагают завоевание или другую комбинацию. Но, так как из самой летописи вытекает, что Варяги-Русь был сильный народ, в короткое время покоривший столько племён и основавший огромное государство; следовательно он должен был совершить своё движение из Скандинавии в значительных массах и произвести нашествие вроде Остготов или Лангобардов, покоривших Италию. Но могло ли подобное движение остаться незамеченным современниками и не найти никакого отголоска ни в скандинавских, ни в немецких, ни в византийских источниках? Так как никаких отголосков в перечисленных источниках по этому поводу нет, значит, такого движения не было. Да оно и не могло быть в подобных размерах. Норвежцы, Датчане и Шведы в это время были малочисленны, их стремление было обращено на берега Западной Европы, а главные усилия, как известно, обратились на Англию.
   Скандинавским народам было не под силу в IX веке основание такого огромного государства, каково Русское.

   Что касается норманнских походов через Россию в Константинополь и Хазарию, то норманисты имеют в виду слова нашей летописи о пути из Варяг в Греки. Но, ведь летописец достоверно мог описывать только события, происходящие в его время; XII век и никак не ранее XI. Он же наивно описывает путешествие апостола Андрея по тому же пути; выходит, что торговый путь из Варяг в Греки существовал уже в I веке нашей эры! Попробую убедить Вас, что это совсем не так.
   Норманнская школа обыкновенно представляет Варягов, приходивших из Скандинавии, свободно разгуливающими на своих лодках по главным речным путям России вдоль и поперёк её то в качестве торговцев, то в качестве пиратов. Долгое время почти никто не обращал серьёзного внимания на это представление. Разве Россия была необитаемая пустыня или обитаема только слабыми племенами дикарей? На западе мы видим, что Норманны иногда устьями рек врывались внутрь страны. Но эти походы нельзя и сравнивать с таким продолжительным и многотрудным путём, каким был так называемый греческий путь из Балтийского моря по Волхову, Ловати и Днепру в Чёрное. На этом пути в то время мы видим довольно густое население и укреплённые города. Если Варяги и плавали по нему, то не иначе как при мирных, дружественных отношениях с туземными державцами и общинами. На походы Скандинавов в Константинополь большими массами нет решительно никаких указаний. Да подобные походы едва ли были возможны даже помимо помехи со стороны населения: кроме громадного протяжения пути они должны были встречать препятствия естественные. Между Днепром и Ловатью лежит поперечный бассейн Западной Двины; значит, необходимо было перейти два волока. Притом гораздо короче был другой путь из Варяг в Греки, по Западной Двине; а Волхов и Нева представляли длинный крюк. Очень сомнительно, чтобы лодки, поднимавшиеся из Балтийского моря по Двине или Волхову, действительно перетаскивались потом волоком до Днепра. Гораздо естественнее предположить, что торговцы должны были везти свои товары по этим волокам на телегах или, что вероятнее, зимой на санях, и, достигши Днепра, пересаживались в лодки, которые они нанимали или покупали у туземцев. С этим предположением вполне согласуется известие Константина Багрянородного о плавании русских караванов в Чёрное море: обитатели приднепровских областей в течение зимы рубили лодки-однодеревки; весной, во время разлития вод, сплавляли их в Днепр к Киеву; здесь торговцы покупали эти лодки, оснащали их и снаряжали караваны. Из Константина Багрянородного мы знаем, с какими усилиями эти караваны проходили сквозь Днепровские пороги. Но об обратном их плавании мы ничего не знаем. Возникает вопрос: каким образом они проходили против течения? Интересно, что скандинавские саги, столь много рассказывающие о народах Норманнов, совершенно ничего не говорят об их плавании по Днепру и его порогам. Точно также молчат об этом и западные летописцы. Адам Бременский замечает, что путь из Швеции в Византию по Русской земле был мало посещаем, по причине варварских народов, и что ему предпочитали плавание по Средиземному морю. Мы знаем, что Варяги или Норманны приходили в Киев, но приходили в качестве гостей или наёмных дружинников. Есть примеры их путешествия из Киева в Константинополь, но только с позволения киевского князя. О том, чтобы Варяги могли пробиваться силой сквозь всю Русскую землю не может быть и речи. Сами Руссы, по замечанию Константина Багрянородного, могли предпринимать плавание в Чёрное море только в то время, когда были в мире с Печенегами.
   Оба известия о великом водном пути, Константина Багрянородного и нашей летописи, относятся к той эпохе, когда северная и южная Русь объединились под владычеством одного княжеского рода, и следовательно, плавание судов под покровительством князей могло довольно свободно совершаться от Ладожского озера до нижнего течения Днепра. Кратчайший путь из Балтийского моря в Чёрное по Западной Двине стал на второй план вследствие того значения, которое приобрёл Новгород как торговый и отчасти политический центр.
   Итак, повторяю, великий водный или Греческий путь сделался довольно торною дорогой собственно со времени русских князей и в связи с их господством, а не прежде их водворения вдоль всей этой полосы. Если Норманны в IX веке не плавали по Днепру, то говорить об их походах в Каспийское море значит просто давать волю своей фантазии.
   Известно, как сильно норманисты упирают на Днепровские пороги у Константина Багрянородного, который приводит их названия в двух видах: в русском и славянском. Вот они:

Русские	Славянские
Ульворси	Островунипраг
Геландри	Геландри
Айфар	Неясыть
Варуфорос	Вулнипраг
Леанти	Веруци
Струвун	Напрези
Есупи	Есупи

   Так как, говорят норманисты, несомненно, что Норманны плавали из Балтийского моря в Чёрное, то они обязательно должны были дать и свои названия Днепровским порогам. Затем эти имена поднимают на этимологическую дыбу и вымучивают из них немецкие звуки. Немало эрудиции было потрачено скандинавской школой, чтобы русские (то есть предполагаемые скандинавские) названия объяснить при помощи почти всех северо-германских наречий. Но, они сильно ошибались, считая вопрос о Днепровских порогах вопросом чисто филологическим. Без помощи истории он неразрешим. Если бы мы имели другие несомненные доказательства тому, что Русь пришла из Скандинавии, только тогда можно было бы в русских названиях Днепровских порогов Константина Багрянородного искать скандинавских звуков. С помощью натяжек имена порогов, конечно, объясняются из языков скандинавских. Но с помощью таких же натяжек они могут быть объяснены и из языков литовских, венгерских, славянских. В качестве примера приведу толкования первого русского названия, то есть Ульворси. Во-первых, говорят норманисты, его нужно читать не Ульворси, а Ульмворси, и даже не Ульмворси, а Хольмворси; так как в греческой передаче µ перед (В) могло быть выброшено, а хо обратилось в y. Затем это слово уже не представляет затруднений. Хольм (Holm) в языках: английском, шведском, нижне-саксонском и датском, означает остров или островок. Вторая половина названия ворси напоминает нижне-немецкие Worth, Wurth, Worde, Wuhrde и англо-саксонские Worth, Warth, Warothe, означающие возвышение или берег. Прекрасно; но если толковать Ульворси как перевод соответствующего ему у Константина Багрянородного славянского Островунипраг, то совсем не обязательно обращаться к германским наречиям, когда имеем в славянских то же слово холм с различными его вариантами: хельм, хлум, шелом и т.д., а для борси или ворси имеем тот же праг или порог. Таким образом с неменьшей вероятностью можно предложить для Ульворси вместо Holmfors или Holmvorth, держась ближе к тексту, Вулборы, то есть Вулнборы, где первая половина слова будет та же, что в названии Вулнипраг. Может быть, Ульворси совсем и не означает то же самое, что Островунипраг, а вернее соответствует именно славянскому Вулнипраг?
   Мало того, Константин Багрянородный по большей части передал имена порогов в искажённом виде, для этого достаточно бросить взгляд на так называемые славянские названия. Что такое, например, Веруци? Не поясни он, что это славянское слово и что оно означает варение или кипение воды, мы пожалуй не вдруг догадались бы. Или возьмём общее русско-славянское название одного порога Есупи. Не прибавь Константин, что это значит не спи или не спать, много пришлось бы ломать голову, чтобы дойти до такого смысла.
   Ещё Эверс весьма основательно заметил следующее: если бы русские названия порогов принадлежали Норманнам, то как же, будучи удалыми пиратами, они не оставили никаких следов в именах предметов, относящихся к мореплаванию? Напротив, в этом отношении русские названия сходны с греческими, таковы: корабль, кувара, скедия и др.
   Исходя из вышеизложенного, видно, что взятые сами по себе эти имена представляют только открытое поле для догадок. Раз так, то значит перевес должна решить сумма исторических данных. А эта сумма решительно на стороне славяно-русской, а не норманнской.

   Приведу довольно длинный ряд русских личных имён, сохранённых договорами Олега и Игоря буквально, то есть не изменяя и тех, которые стоят в родительном падеже мужского или женского рода:

Договор Олега

Карлы, Инегельд, Фарлоф, Веремуд, Рулав, Гуды, Руалд, Карн, Фрелав, Рюар, Актеву, Труан, Лидульфост, Стемид

Договор Игоря

Ивор, Вуефаст, Святославль, Искусеви Ольги, Слуды, Улеб Володиславль, Каницар Передславин, Шихберн, Сфандр жены Улебле, Прастен, Турдуви, Либнар, Фастов, Грим, Сфирьков, Прастен, Акун, Кары Тудков, Каршев, Турдов, Егриевлисков, Воиков Истр, Аминодов, Бернов, Явтяг Гунарев, Шибрид Алдан, Кол-Клеков, Стеггиетонов, Сфирка, Алвад Гудов, Фудри Туадов, Мутур Оутин, купец Адун, Адулб, Иггивад, Олеб Фрутан, Гомол, Куци, Емиг, Турбид, Фурстен, Бруны, Роалд, Гунастр, Фрастен, Игельд, Турберн, Моны, Свен, Стир, Алдан, Тилена, Пубьинксарь, Вузлев, Синко Борич

   На эти имена в соединении с так называемыми русскими названиями порогов и вообще с первыми именами нашей истории норманнская система опирается, как на каменные столбы. Но они совсем не так прочны, как кажутся. Я не буду разбирать каждое имя. Достаточно будет нескольких примеров, чтобы показать натяжки норманистов и их явное пристрастие в пользу Скандинавов.
   Возьмём имя Карлы. С первого взгляда оно может показаться немецким. Но напрасно вы думаете, что это имя исключительно принадлежало Немцам; оно, без сомнения, употреблялось и у Славян. Иначе откуда наше карло с его уменьшительным карлик? Притом оно тут же встречается в другой форме Кары; значит л - не коренной звук, а вставной. Известно, что это у нас одна из обычных вставочных букв: Скуратов - Скурлатов. Следовательно корень здесь кар, а остальное варьировалось, как это случается и с другими именами: Карлы, Каран или Карн, Карачун, Оттокар и т.д.
   Возьмём другое имя Инегельд, другая его форма тут же присутствующая Иггивад, Влад, это было одною из любимых составных частей в славянских именах.
   Возьмём ещё одно имя Гуды. От Гуды есть другая форма Гудин или Годин; напомню Ивана Годиновича русских песен. Турбид по всей вероятности собственно Турвид или Туровид; окончание вид или бид самое славянское из славянских (это наше вич). Но если мы и оставим бид, окончание это также не теряет своего славянского характера (беда или бида; кроме того, у нас есть фамилия Турбиных).
   Если от договоров Олега и Игоря обратимся к летописным именам наших князей и их дружинников, то придётся повторять то же самое. Почему, например Рюрик есть исключительно скандинавское имя? Оно могло быть уменьшительным от Рюар, который встречается в Игоревом договоре. Вообще имена на рик и рих почему-то считаются немецкими: действительно они в большом количестве встречаются у Немцев, но были и у Славян (например Ольдрих). Оскольд, почему опять это скандинавский Аскель? У нас есть река Оскол; неужели она названа так Скандинавами? Олег и Игорь гораздо более присущи русской истории, чем скандинавской. Они принадлежали к наиболее любимым русским именам. Если они не славянские, то как же, вместе с разными славами, они удерживались между князьями в XII и XIII веках (Олега находим даже в XIV веке)? Между тем как Руссы, по словам самих же норманистов, ославянились ещё к началу XI века. Не спорю, что между именами русских дружинников могут встретиться и чисто норманнские имена, принадлежавшие Варягам-иноземцам, и не одни норманнские, а также угорские, литовские и других соседних народов. Мы знаем, что наши князья охотно принимали в свою службу иноземных витязей. Но от этого дружина всё-таки не теряла своего русского характера.
   Норманисты отнимают у Славян не одни личные имена. Они пытались доказать , будто скандинавское влияние отразилось и вообще в нашем языке, по крайней мере в словах из государственного быта. Таким образом: боярин, гридин, метельник, паломник, вира, вервь и многие другие оказались не славянскими, а германскими. Два века назад , когда построено здание скандинавской теории, понятны ошибочные филологические приёмы её основателей; наука сравнительной филологии и археологии почти не существовала, и потому при всей эрудиции и добросовестности, научные деятели, о которых идёт речь, могли делать ошибочные выводы. Но в наше время странно было бы настаивать на этих выводах, хотя бы и из уважения к заслугам таких деятелей, как Байер, Стриттер, Шлецер и Карамзин.
   Вообще, по мнению Иловайского, ни один серьёзный филолог не может без ущерба для своей репутации доказывать норманство русских имён и при этом упускать из виду, что предания самих Скандинавов выводят их предков из южной России.

   Патриарх Фотий кроме своих бесед, отрывки которых я приводил выше, оставил нам и ещё свидетельство о Руссах, именно в своём окружном послании 866 года, где он говорит об обращении в христианство Болгар и Руссов. Приведу его слова: "Не только оный народ (Болгаре) переменил древнее нечестие на веру во Христа, но и народ часто многими упоминаемый и прославляемый, превосходящий все другие народы своею жестокостью и кровожадностию, - я говорю о Руссах, - которые, покорив окрестные народы, возгордились и , возымев о себе высокое мнение, подняли оружие на Римскую державу. Теперь они сами переменили нечестивое языческое суеверие на чистую и непорочную христианскую веру, и ведут себя в отношении нас почтительно и дружески, так как незадолго перед тем беспокоили нас своими разбоями и учинили великое злодеяние". Из приведённых слов вытекает, что Фотий достаточно знал Руссов, что в то время они уже господствовали над соседними народами и сочли себя настолько сильными, чтобы напасть на самый Константинополь, чем заставили много говорить о себе. И ни слова об их князьях, пришедших из Скандинавии! Кроме Фотия, имеем другое современное свидетельство о первом появлении Руси под Царьградом. Никита Пафлагонянин в своём жизнеописании патриарха Игнатия упоминает о свирепствах скифского народа Рось в окрестностях Царьграда. И опять ни слова об их князьях, пришедших из Скандинавии! Всё это нисколько не согласуется с нашими летописными Оскольдом и Диром; там это странствующие рыцари, которые только что завладели Киевом и немедленно бросились на Константинополь. Когда же Оскольдова Русь (то есть пришлая дружина в несколько сот человек) успела покорить соседние народы между прибытием в Киев и походом на Византию? Приняв хронологию норманистов, это выходит приблизительно в год. Но ведь это полная чушь. Это просто невозможно. От патриарха Фотия и Никиты Пафлагонянина, современников мнимому прибытию Руси из Скандинавии, к Константину Багрянородному, современнику Игоря. Он был свидетелем Игорева нападения на Византию, заключал с ним договор, принимал у себя его супругу Ольгу, довольно подробно описывает этот приём (в сочинении Об обрядах Византийского двора) и не пользуется случаем сказать что-нибудь о варяжских князьях, основателях Русского государства. Рюрик, по нашей летописи, приходился свёкор Ольге, и если не она, то кто-либо из её свиты мог сообщить любознательному императору подробности о Рюрике и Олеге. Да и без них Константин всегда имел возможность получить подобные сведения от русских послов и купцов в Константинополе. В другом своём сочинении (Об управлении империей) он сообщает многие сведения о соседних и даже отдалённых народа(Ломбардах, Арабах, Печенегах, Сербах, Хазарах, Уграх и пр.). Тут между прочим он говорит о Руссах; уже одно столь известное описание их плавания по Днепровским порогам показывает, что он интересовался ими и знал их довольно хорошо, и опять никакого намёка на переселение Руссов в Россию или завоевание её какими-либо иноземными князьями. Константин, например, рассказывает о начале династии Арпада у Венгров и об их отношении к Хазарам; а между тем Арпад приходится современником Рюрика. В третьем своём сочинении, "Жизнеописании" своего деда Василия Македонянина, Константин говорит о первом крещении Руси и опять не делает ни малейшего намёка на её норманство. Из всех известий Константина ясно вытекает, что он считает Русь народом туземным, а не пришлым; притом он весьма просто и естественно передаёт нам даннические отношения разных славянских племён к господствующему народу Русь. Следовательно, если бы на Руси около той эпохи случились такие перевороты, о которых рассказывают легенды, занесённые в нашу начальную летопись, то есть ли какая вероятность, чтобы любознательный и словоохотливый Константин Багрянородный ничего о них не знал, а если знал - то умолчал? Известия о Руссах у Фотия, Никиты и Константина находятся в полном согласии между собой и ни в чём друг другу не противоречат. Византийцы, близко, воочию видевшие перед собой в одно и то же время и Варягов и Русь, нигде их не смешивают и нигде не говорят о их племенном родстве. Варяги-норманны несомненно были в России; но они были здесь тем же, чем и в Византии, то есть наёмною дружиной.

   Я уже приводил соображения учёных историков выше, какую шаткую основу для точных этнографических выводов представляют иногда народные имена, если судить о них по первому взгляду, не принимая в расчёт много различных видоизменений, которым они подвергались. Весьма часто народное имя или прозвание имеет за собой длинную и запутанную историю, так что очень трудно добраться до его происхождения и первоначального смысла. К такого рода случаям можно отнести и название Руоци, или Руотсы (Ruotsi), под которым Шведы известны у Финнов. Норманисты из этого названия сделали своё обычное заключение: Финны называют Шведов Руссами; значит наша Русь пришла из Швеции. Но, во-первых, никем не доказано, чтобы Руотсы означали то же, что Руссы; а во-вторых, название Руссов встречается и помимо нашей собственной Руси. На южном берегу Балтийского моря мы также находим в средние века Русь (Неман), Пруссов, Рузию или Русцию, Рутенов, Руян или Ругиан и т.д. Все эти названия имеют между собой тесную филологическую связь, но нисколько не означают колонистов из южной Руси на берега Балтийского моря или наоборот. Если же объяснять колонистами, то Поляки пойдут от киевский Полян, Киев (Куява в арабских известиях) пойдёт от польских Куявов и т.п., что на самом деле совсем не так.    Что касается до предполагаемой связи шведской провинции Рослагена или Родслагена и общества Rodhsin (гребцов) с нашей Русью, то от неё добровольно отказались уже сами представители норманистов после монографии Гедеонова.

   Перейдём теперь к двум западным источникам, которые находятся в числе главных опор скандинавской теории. Я говорю о Бертинских летописях и епископе Лиутпранде. Напомню суть известий о Руси Бертинских летописей. "В 839 году Византийский император Феофил отправил посольство к императору Людовику Благочестивому. При этом посольстве находилось несколько человек, которые называли себя Россами: они были посланы в Константинополь для изъявления дружбы от своего князя, который именовался Хаканом. Феофил в письме к Людовику просит дать средство этим людям отправиться домой, так как возвращаться тем же путём, каким они пришли в Константинополь, было опасно по причине жестоких и варварских народов. Император Людовик расспросил о причинах пришествия этих людей; нашёл, что они из племени Свеонов и, заподозрив в них шпионство, велел задержать их до тех пор, пока в точности не объяснится, с какими намерениями они пришли. " Норманисты, как и следовало ожидать, мнение Людовика о том, что пришедшие люди были из племени Шведов, приняли за положительный факт, а слово Хакан обратили в Гакон. Противники норманистов совершенно справедливо указали на существование древне-русского титула хакана или кагана. Так, митрополит Иларион в своём похвальном слове Владимиру Святому называет его коганом. Этот титул встречается и в Слове о Полку Игореве. Ясно, что в Бертинских летописях речь идёт о нарицательном хакане, а не о собственном имени Гакон. Относительно слов "из племени Свеонов" Иловайский предлагает такое толкование. Во-первых, если бы они были Шведы, то почему стали бы называть себя Руссами, а не Шведами? Во-вторых, сам текст летописей не говорит ясно и положительно о шведском происхождении. Так как в то время уже начались нападения Норманнов на берега Франции, то естественно Франкский двор, мало знакомый с севером и востоком Европы, отнёсся подозрительно к этим пришельцам. Притом, как основательно заметил один из антинорманистов Нейман, не видим главного в отрывочном известии Бертинских летописей: чем закончилось дело, то есть подтвердилось ли, что это были Шведы? Есть ещё один вопрос: если тут нет ошибки, то в каком смысле принимать здесь название Свеонов? В первой половине IX века это название исключительно принадлежало обитателям настоящей Швеции или употреблялось ещё и для обитателей южного Балтийского поморья (откуда вышли и сами Шведы)? Разве оно не могло обнимать не одни только германские племена, но и некоторые славянские? Известно, что славянские и германские народы нередко являются под одним и тем же именем или под именами, происшедшими от одного корня. Например: имя Англы есть то же, что наши Онглы или Угличи, а немецкие Туринги то же, что славянские Туричи (переделанное в Тиверци). Впоследствии у одного народа подобное название утрачивается, у другого остаётся. Если не взять в расчёт это обстоятельство, то на основании сходных имён, пожалуй, можно доказывать, что Англичане славянского происхождения. Могла быть также просто ошибка или у автора в рукописи, то есть вместо Slavorum или Sclavorum? И не такие ошибки можно встретить в источниках. Напомню Льва Диакона, который наших Древлян называет Германцами.    Таким образом известие Бертинских летописей, служащее опорой норманистам обращается в одно из многих доказательств против их теории. Что можно извлечь из из Бертинских летописей положительного, так это существование русского княжества в России в первой половине IX века, то есть до так называемого призвания Варягов.    Епископ кремонский Лиутпранд был два раза послом в Константинополе, во второй половине X века и упоминает о Руссах два раза. В одном случае он говорит: "На севере от Константинополя живут Угры, Печенеги, Хазары, Руссы, которых мы иначе называем Нордманнами, и Булгары, ближайшие соседи". В другом месте он вспоминает рассказ своего отчима о нападении Игоревой Руси на Константинополь и прибавляет: "Это есть северный народ, который Греки по наружному качеству называют Руссами, а мы по положению их страны Нордманнами". Тут весь вопрос заключается в том: разумел ли Лиутпранд под именем Нордманов только скандинавские народы, или он даёт этому имени более обширный смысл, то есть относит сюда вообще народы северные? Примеры последнего встречаются и у других средневековых летописцев. Если же принять слово Норманны в смысле Скандинавов, то что же выходит? Окажется, что Руссы, поселившиеся на Днепре, всё ещё продолжают называться Норманнами или Скандинавами, хотя уже прошло сто лет со времени их предполагаемого выхода из Скандинавии (Лиутпранд выражается тут прямо о своём времени: nos vero vocamus). Если же Лиутпранд подразумевал собственно скандинавское происхождение Руси, то кто ему мешал прямо указать на него, а не выражаться неопределёнными терминами? Но дело в том, что он говорит только о положении страны. Он прямо помещает Руссов в соседство Угров, Печенегов, Хазар и Булгар, что совершенно соответствует положению приднепровской Руси.

   Обратимся теперь к восточным или арабским известиям IX и X веков. Они ещё менее, чем византийские, представляют данных в пользу скандинавской системы. Однако норманисты и их сумели повернуть в свою пользу. Приёмы, употреблённые для этой цели, весьма просты. Норманисты преспокойно относят к Скандинавам всё то, что Арабы рассказывают о Руссах. Ибн Фадлан говорит, что Руссы были высокого роста, стройны, светлорусы, носили короткую одежду, секиры, широкие обоюдоострые мечи с волнообразным лезвием и любили выпить. Но так как Скандинавы тоже были высокий, стройный и белокурый народ, носивший короткую одежду, мечи, секиры и употреблявший горячительные напитки, то ясно, что Руссы пришли из Скандинавии, заключают норманисты. В наше время уже достаточно убедились, как шатки этнографические выводы, и как часто сходные наружные признаки и обычаи можно встретить у разных народов. Но и тут, если внимательно разобрать описание Руссов у Ибн Фадлана, то некоторые важные черты нравов указывают именно на Славян а не на Скандинавов. Таковы религиозные обряды при погребении и особенно сожжение одной из жён вместе с покойником. На последний обычай западные источники указывают как на характерную черту Славян; русский летописец прибавляет, что то же самое делалось ещё и в его время у Вятичей. Ибн Фадлан говорит о разделении имущества покойного на три части, из которых одна идёт на погребальное пиршество, и это известие совершенно убедительно объясняет происхождение славянского слова тризна, которым обозначалось погребальное пиршество или поминки. Поиски в северных могилах показывают, что волнообразные обоюдоострые мечи были весьма мало распространены между Скандинавами. Итак, перебирая все известия Арабов, окажется, что в них нет ни одной черты, которую можно бы отнести по преимуществу к Скандинавам. Но вот что можно вынести из них как положительный факт: уже во второй половине IX и в первой половине X века Арабы знали Русь как многочисленный, сильный народ, имевший соседями Булгар, Хазар, и Печенегов, торговавший на Волге и в Византии. Нигде нет ни малейшего намёка на то, чтобы Русь они считали не туземным, а пришлым народом.

• Невероятность призвания. История не представляет нам примеров, чтобы какой-либо народ (или союз народов) призывал для господства над собой другой народ и добровольно подчинялся чуждому игу.
• Если можно найти некоторую аналогию для басни об иноземном происхождении Руси, то аналогию только легендарную или литературную, так как история всех народов начинается мифами. Производить своих князей от знатных иноземных выходцев было в обычае древних и средних веков.
• Русь была не дружина только или незначительное племя, которое могло бы незаметно для истории в полном своём составе переселиться из Скандинавии в Россию. Это был многочисленный и сильный народ. Иначе невозможно объяснить его господствующее положение среди восточных Славян, его обширные завоевания и походы, предпринимаемые в числе нескольких десятков тысяч.
• Существование в восточной Европе многих рек с названием Рось, и в особенности такое же название Волги в древние времена. А известно, что народные имена часто находятся в непосредственной связи с именами рек.
• Географическое распространение имени Русь к концу IX века от Ильменя до Нижней Волги делает совершенно невероятным его появление в восточной Европе только во второй половине этого века. Для примера укажу на Англию и Францию, имена которых распространились и укрепились за ними в течение столетий.
• Сарматский народ Роксалане или Рос-Алане издавна жил между Азовским морем и Днепром. Известия о нём у греческих и латинских писателей, начиная со II века до Р.Х., продолжаются до VI века по Р.Х. включительно, и подтверждаются ещё знаменитыми Певтингеровыми таблицами или дорожной картой Римской империи. А в IX веке на тех же местах снова является в византийских известиях народ Рос или Рось, т.е. является под своим односложным именем (Росс-Алане есть такое же сложное и более книжное, чем народное имя, как Тавро-Скифы, Англо-Саксы и т.д.). В этой простой форме он является в IX веке и у латинского писателя, именно у Пруденция (Рось) и землеписца Баварского (Ruzzi); между тем как у другого латинского писателя IX века, у географа Равеннского, опять встречается сложная форма, т.е. Роксалане.
• Название Пруссия есть то же, что Руссия или собственно Порусье (Borussia). Однако оно возникло независимо от нашей Руси, ибо литовский народ Пруссы в течение всех средних веков не был даже соседом наших Руссов.
• Совершенное отсутствие названия Русь между скандинавскими народами.
• Давнее существование Руси Угорской или Закарпатской; а также закрепление этого имени за Русью Галицкой или Червонной, которая сравнительно не очень долгое время принадлежала русским князьям.
• Тяготение нашей первоначальной истории и самого имени Русь к югу, а не к северу. Русью называли себя преимущественно обитатели Приднепровья, а Новгородцы называли себя Славянами. Русским называлось Чёрное море, а Варяжским Балтийское, что прямо указывает на совершенно различное географическое положение Варягов и Руссов.
• Наши древнейшие документальные источники, договоры с Греками, не делают ни малейшего намёка на, из которого можно было бы заподозрить иноземное происхождение Руси. Мало того, сама Русь всегда относилась к Варягам как к иноземцам и иноплеменникам; о чём свидетельствуют также официальные документы, например, Русская Правда.
• Торговый характер Руси и её торговые сношения с Византией и Хазарией, имевшие постоянный и договорами определённый характер уже во второй половине IX века, были бы непонятны, если бы Русь была народом не туземным, а пришедшим в той же половине IX века. Притом Норманны в этом веке совсем и не были известны в Европе как народ торговый.
• Поклонение Руссов славянским божествам, засвидетельствованное договорами с Византией. Только что прибывший народ и притом господствующий не мог тотчас же изменить своим богам и принять религию подчинённого племени.
• Существование у них славянской письменности, доказанное славянским переводом тех же договоров.
• Отсутствие пришлой скандинавской стихии в русском языке, а также отсутствие всякой борьбы между русской и славянской народностью прежде их предполагаемого слияния. Если бы Руссы были скандинавский народ, то они не могли бы так быстро превратиться в Славян.
• Совершенное отсутствие известий о призвании князей или пришествии Руси из Скандинавии (и вообще откуда бы то ни было) во всех иноземных источниках: византийских, немецких, арабских и скандинавских.
• Византийцы нигде не смешивают Русь с Варягами. О Варягах они упоминают только с XI века, а о народе Рось, под этим её именем, говорят преимущественно со времени нападения её на Константинополь в 865 году. Но и после того они продолжают именовать Руссов Скифами, Тавроскифами, Сарматами и т.п. Лев Диакон не только производит Русь от древних Скифов и приурочивает её к странам Припонтийским, но и отождествляет её с библейским народом Росс.
• Исландские саги, которым было бы естественнее всего говорить о необыкновенном счастье Норманнов в восточной Европе, ничего не знают о норманнском племени Руссов, ни о Рюрике, ни о плавании Норманнов по Днепру. Саги говорят о Русских, как о великом туземном народе восточной Европы.
• С отсутствием исторических свидетельств об этом плавании согласуется и физическая невозможность норманнских походов по Греческому водному пути прежде политического объединения южной и северной Руси. Русские имена Днепровских порогов, дошедшие до нас в искажённом виде, могут быть объяснены из языка славяно-русского с большей вероятностью, чем из языков скандинавских.
• Латино-немецкие и латино-польские летописцы средних веков (Дитмар, Адам, Галл, Гельмольд, Саксон и др.) также ничего не знают о норманнском народе Руссов, а трактуют их как туземцев восточной Европы.
• Арабские свидетельства по большей части несогласимы с теорией норманнской Руси, и наоборот, они становятся совершенно понятны, как только признаем Русь народом туземным. Русь и Славяне у них являются почти нераздельно. Описанные ими обычаи Руссов указывают также на Славян (сожжение жены с покойным мужем, тризна или третья часть его имущества, отделявшаяся на погребальное пиршество). Между прочим Хордабег (в IX в.), говоря о русских купцах в Хазарии, прибавляет: " они же суть племя из Славян".
• Появление во второй половине X века Руси Тмутраканской необъяснимо без существования исконных русских поселений на берегах Азовского моря. Без этой Азовско-Черноморской Руси необъяснимы: арабские известия X века, например, Масуди, о Руссах, живущих на берегу Русского моря и господствующих на этом море; арабское деление Руси на три группы (Новгород, Киев и Артанию; отношения Руси к Корсуню; походы на Кавказ и в Каспийское море и пр.).
• Ни одно произведение русской словесности, несомненно принадлежащее дотатарской эпохе (до XIII века), кроме летописи, не знает ни Варяга Рюрика, ни вообще призвания Варягоруссов.
• Расстояние около 250 лет (даже по расчёту норманистов) между призванием Варягов и составлением нашей начальной летописи само по себе делает предание недостоверным; что и подтверждается его вполне легендарным оттенком (три брата, пришедшие откуда-то из-за моря и пр.), а также целым рядом других легенд, занесённых в нашу летопись (об апостоле Андрее, о Хазарах, Оскольде и Дире, Олеге и Ольге и пр.).
• Сопоставление северного сказания о трёх братьях: Рюрике, синеусе и Триворе, с южным сказанием о трёх братьях: Кие, Щеке и Хориве, а также с литовским о Палемоне и его трёх внуках и с другими подобными сказаниями не оставляет сомнения, что мы имеем дело с легендой.
• Утрата древнейшей редакции Повести временных лет, вообще неисправная передача летописного текста списателями и продолжателями, разногласие дошедших до нас летописных сводов и сборников относительно Варягов-Руси и относительно легенды об Оскольде и Дире, а также разнообразные толкования имени Русь, убеждают нас, что в первоначальном своём виде легенда о призвании князей не смешивала Русь с Варягами и не причисляла к Варягам Оскольда и Дира.
• Польские историки (Длугош, Стрыйковский) имевшие под руками русские летописи, также не смешивают Русь с Варягами; они изображают её народом туземным и старобытным, а Оскольда и Дира потомками Кия.
• Совершенное отсутствие точных указаний на отечество призванных Варягов в большинстве сводов и указание некоторых на Прусскую землю и род Августа также подтверждают, что первоначально легенда вообще имела в виду выставить происхождение своих князей от знаменитого иноземного рода - черта общая в подобных легендах других народов.
• Невероятное накопление весьма крупных событий и завоеваний в период времени, который летопись полагает между 859 и 912 годами, указывает на то, что её начальная хронология составлена искусственно и произвольно. Легенда о нападении и призвании варягов приурочена к 859 и 862 годам очевидно для того, чтобы объяснить нападение Руси на Константинополь в 865 году, засвидетельствованное византийскими хрониками. Семидесятилетний возраст Игоря в эпоху его дальних походов и оставленный им малолетний сын также указывают на произвольность этой хронологии.

   Можно было бы ещё продолжить этот перечень доводов и сопоставление исторических данных. Например, можно ещё обратиться к тем результатам, которые добыты раскопками могильных курганов в южной России (ныне Украина) и которые в общей сумме подтверждают перечисленные выводы. Но я считаю и приведённого весьма достаточно для главного вывода, то есть: Русь - исконно народ туземный и она сама основала своё государство.
   Остался ещё один вопрос - откуда взялась легенда о призвании князей и о призвании именно из Скандинавии? Известно, что древние летописи любили приписывать своим народам какое-нибудь отдалённое происхождение и притом льстящее народному самолюбию. Например, Франки выводили себя от Энеевых Троян, Бургунды от римлян и т.п. Но самым обычным приёмом было выводить народы из Скандинавии. Так Иорнанд, выводя Готов из Скандинавии, назвал эту страну vagina gentium. Павел Диакон выводит оттуда же Лангобардов. Видукинд сообщает мнение, которое оттуда же выводит и Саксов. К Готским народам некоторые летописцы причисляют Вандалов, Герулов, Скиров, Ругиев, Бургундов и Алан. Если принять Скандинавское происхождение Готов, то выходит, что и эти все народы берут своё начало из Скандинавии. Если принять во внимание, что сами Скандинавы выводили своих предков с берегов Танаиса, то получим следующую несообразность. Готский народ успел из южной России переселиться в Скандинавию, там размножиться, оттуда вернуться в южную Россию и здесь уже с III века явиться господствующим народом. А между тем, сама Скандинавия, эта vagina gentium, извергавшая из своих пределов целые народные потоки, в первые века нашей эры была пустынною страною, изредка обитаемою Финнами и Лопарями, по берегам которой ещё только зарождались германские колонии, приходившие с южного Балтийского поморья.
   Этот столь распространённый обычай выводить своих предков из Скандинавии, по всей вероятности, отразился и в нашем летописном предании о выходе оттуда Варяжской Руси.
   Если сравнить все известия нашей летописи о морских походах в Византию, то оказывается, что известия о походах 865 и 941 гг. заимствованы ею буквально из Амартола и его продолжателей, и в них не упоминается о варягах. Известия о походах 907 и 944 гг. свои собственные, не заимствованные; они баснословны и приплетают варягов. Наконец, известие о походе 1043 года самостоятельное, независимое от византийских хроник; оно отличается от них подробностями, но аналогично с ними указывает на участие наёмных варягов. Таким образом, это участие в данном морском походе является несомненным и хронологически первым. А отсюда, от времён Владимира и Ярослава, от конца X и первой половины XI века, летописец делал произвольное заключение о присутствии варягов и в двух приведённых ранее походах, о которых он не имел достоверных сведений. Известие о походе 1043 года наш летописец почерпнул из рассказов стариков, современных этому событию. В доказательство этому приведу слова нашей летописи под 1106 годом: "... преставися Ян, старец добрый, жив лет 90; от него же аз многа словеса слышах, еже и вписах в летописаньи семь; его же гроб есть в Печерском монастыре в притворе". Этот старец был не кто иной, как знатный киевский боярин Ян Вышатич, друг знаменитого Феодосия Печерского. Автор летописи, игумен Выдубецкий Сильвестр, сам был печерским иноком при Феодосии, а потому имел возможность нередко слышать рассказы Яна, когда тот посещал монастырь.
   Если мы ближе всмотримся в то обстоятельство, что, только благодаря старикам, подобным Яну Вышатичу, летописец мог вести достоверное повествование с конца X или начала XI века; что туземных исторических записей о русских событиях он не имел ранее XI века (исключая некоторые договоры с греками), то ещё более убедимся в том, как неустойчивы и ненадёжны его известия о событиях IX века. Он, например, ничего не знает, по крайней мере не говорит, о великих походах Руси на восток, в Каспийское море, в первой половине X века; о чём так громко говорят арабские писатели. В параллель с басней о призвании варягов можно поставить в наших летописях и другие сказания, сообщаемые ещё более уверенно, но фактически совершенно неверные, и даже целые документы, неизвестно на каких основаниях сочинённые. Например, " Сказание о убиении Батыя во Угрех" (Воскресенский и Никоновский списки), или "Рукописание Магнуша, короля Свейского". Мало того, в XIX веке на Валааме монахи показывали даже могилу этого Магнуса, который будто бы здесь окончил свою жизнь православным иноком. Это так же, как в том же XIX веке сочинили могилу Синеуса около Белозерска, а под Новгородом - могилу Гостомысла. С XIX века развалины каменной крепости в Старой Ладоге стали называть "Рюриковым городищем", хотя нет никаких свидетельств о древности этого названия, и хотя летописи прямо свидетельствуют, что эта крепость построена ладожским посадником Павлом при Владимире Мономахе, а именно в 1116 году. Тем не менее можно иногда встретить ссылки на подобные названия и могилы, как будто на какое-то историческое свидетельство.
   В некоторых списках Повести временных лет, и между прочим в старейших, сохранились явные следы первоначальной, то есть Сильвестровой редакции. Например в Лаврентьевском, Ипатьевском, Троицком, Переяславском при описании посольства за море сказано: "... реша Русь,Чюдь, Словене, Кривичи и Весь: земля наша ...". В других списках (например в Радзивиловском) написано: "... реша Руси, Чудь, Словене, Кривичи ...". Очень вероятно, что именно эта ошибка какого-то писца, написавшего Руси вместо Русь, повторённая другими переписчиками, и послужила одним из источников искажённого текста. Так как выходило, что послы, отправленные к варягам, обращались с своей речью к Руси, то заключили об их тождестве, и в некоторых летописных сводах получился небывалый народ Варяги-Русь. По отделении Руси от призывающих народов, на первом месте в числе этих народов осталась Чудь, чем и объясняется это странное первенство Чуди перед славянами в деле призвания князей.
   Когда Русь по ошибке и невежеству переписчиков была отнесена к Варягам, тогда появились в тексте позднейшие вставки, старавшиеся пояснить этих непонятных варяго-руссов. Например: "... сице бо звяхут ты Варагы Русь яко се другии зовутся Свее, друзии Урмани, Англяне, инии Готе ...", или "... от тех прозвася Русская земля Новгородци, тьи суть людие Новгородцы от рода Варяжска, прежде бо беша Словене". То есть: от Варяг прозвались Русскою землёю Новгородцы, будучи варяжского рода, прежде были славянами - полная бессмыслица. Но если возьмём в расчёт Ипатьевский список, где в данном месте сказано только: "... от тех Варяг" (то есть от Рюрика с братьями) "прозвася Русская земля", и сравним с одним предыдущим местом летописи, то, может быть, доберёмся и до происхождения этого заимствования. А именно: " в лето 6360, индикта 15, наченшю Михаилу царствовати, начася прозываться Руска земля. О сем бо уведахом яко при сем цари приходиша Русь на Царьград, якоже пишет в летописании грецком". В этом первоначальном тексте ясно говорится, что Русская земля тогда-то, при Михаиле царе, стала впервые прозываться, то есть, впервые имя Руси встретилось в хронике Георгия Амартола по поводу нападения на Царьград. Наш летописец, заимствовавший этот текст, понял это буквально, то есть, что Русь стала называться Русью только с того времени, к которому легенда приурочила своё призвание варяжских князей. Выходило таким образом, что имя Руси пришло к нам с этими князьями, и тем более, что (по указанной выше ошибке) послов посылали Чудь и Славяне к Руси. Рядом с подобными заимствованиями остались и другие, явно противоречащие им выражения первоначальной редакции. Например: "Поляне яже зовомая Русь" или "Словенск язык и русский один".
   В заключении повторяю ещё раз главный вывод большими красными буквами:

РУСЬ - ИСКОННО НАРОД ТУЗЕМНЫЙ И ОНА САМА ОСНОВАЛА СВОЁ ГОСУДАРСТВО.

   Где же искать древнейшие указания на нашу Русь, то есть на Русский народ? Я не буду говорить о мифическом народе Рос, а перейду прямо к известиям греко-римских писателей о Роксаланах. Роксаланы по другому выговаривалось Россаланы (как Поляки вместо Саксы говорят Сасы; подобным образом Полесье в латинской передаче обратилось в Polexia, например в булле папы Александра IV). Это название сложное, вроде Тавроскифы, Кельтиберы и т.п. Оно означает Алан, живших по реке Рокс (Аракс) или Рос. Впервые под этим именем они выступают в начале I-го века до Р.Х., а именно в их войне с Митридатом Понтийским (по Страбону и Плинию). Молодой Понтийский царь Митридат VI, впоследствии знаменитый враг Римлян, присоединил к своим владениям царство Боспорское, и для защиты этого царства должен был вступить в борьбу с соседним племенем Тавроскифов, которое соединилось тогда под властью царя Скилура и сильно теснило Боспоритов. Старший сын Скилура, Палак обратился за помощью к родственному скифо-сарматскому племени Роксалан, которое обитало в степях между Днепром и Доном и по берегам Меотийского (Азовского) моря. Роксалане выдвинулись на помощь Тавроскифам в числе 50000 всадников. Предводитель их назывался Тасий. Но их помощь не принесла победы Тавроскифам. Полководец Митридата, Диафан, начальствуя 6000 отборного войска, разбил Роксалан вблизи самой столицы Боспоритов Пантикапеи (Керчь). Это событие происходило в 94 году до Р.Х. О нём сообщает известный греческий писатель Страбон.
   Младший современник Страбона, знаменитый римский историк Тацит повествует о Роксаланах, что они в 69 году по Р.Х. в числе 9000 конницы вторглись в римскую Подунайскую провинцию Мизию (ныне Болгария), и уничтожили отряд римского войска; но когда они рассыпались по стране для грабежа, римские начальники ударили на них со своими легионами и нанесли им поражение. Этому поражению способствовала наступившая оттепель: кони Роксалан спотыкались, всадники падали и нелегко поднимались при своём довольно тяжёлом вооружении. На основании обоих известий, Страбона и Тацита, роксаланское вооружение составляли: копьё, лук, длинный меч, щит плетёный из тростника, шлем и панцирь из воловьей кожи, а у знатных людей встречались панцири из железных блях. На известном памятнике Дакийской войны, на Траяновой колонне, мы встречаем всадников, покрытых именно такою чешуйчатою бронею. Эти всадники не Даки, а их союзники Сарматы. (Не изображают ли эти фигуры наших предков Роксалан, или Русь II-го века по Р.Х.?). Конечно, недаром имя Траяна жило так долго в преданиях Русского народа, что мы встречаем его у нашего поэта XII-го века, т.е. в Слове о Полку Игореве. Недаром были воздвигнуты так называемые Траяновы валы для защиты от воинственных народов южной России, и между прочим от тех же Роксалан. Как народ, ещё не вышедший тогда из кочевого быта, Роксалане, конечно, были по преимуществу конники и в пешем бою не моги ещё стоять против стройных римских легионов. Подобно другим конникам, они жили в войлочных кибитках и занимались своими стадами, питаясь их молоком, сыром и мясом и передвигаясь постоянно на места, богатые пастбищами. Обыкновенно летом они кочевали на степных равнинах, а зимой приближались к болотистым берегам Меотиды.
   В таком виде наши предки впервые заявляют о своём существовании приблизительно под своим собственным именем.
   Затем известия о Роксаланах повторяются и в последующие века, благодаря в особенности тому, что эти смелые наездники нередко своими набегами тревожили пределы двух римских Придунайских провинций, Дакии и Мизии, чем заставляли говорить о себе латинских и греческих писателей. Чтобы удержать варваров от набегов, некоторые императоры римские вступали в договоры с роксаланскими князьями и обязывались платить им ежегодно определённую сумму денег, причём брали их сыновей к себе в заложники. В одной латинской надписи времён императора Элия Адриана упоминается роксаланский князь Элий Распарасан. Это, после Тасия, и есть первое дошедшее до нас русское княжеское имя древнейшей эпохи. Римское имя Элий он, конечно, принял в честь императора Адриана, с которым находился в дружеских или союзных отношениях.
   Между тем в первые века по Рождеству Христову, в стране между Днестром и Днепром усиливается восточно-германское племя Готы и распространяет своё господство на многие народы Скифии. В IV веке мы встречаем Роксалан в числе народов, которые платили дань готскому царю Германриху. Готский историк епископ Иорнанд, живший в VI веке, изображает Роксалан народом вероломным, погубившим Германриха во время его борьбы с страшными Гуннами. За измену одного роксаланского вельможи, передавшегося на сторону Гуннов, готский царь велел его жену Санелгу привязать к диким коням и размыкать по полю; тогда два её брата, Сарус и Аммиус, мстя за смерть сестры, нанесли тяжёлую рану престарелому Германриху; так что после того он не смог сражаться с Гуннами и вскоре умер.
   Иорнанд сообщает известие о дальнейшей вражде Готов и Роксалан; только последних он называет в этом случае Антами. Преемник Германриха, Винитар напал на Антов и был сначала побеждён, но потом взял в плен их князя Бокса, и распял на кресте с его сыновьями и семьюдесятью вельможами, которых оставил висеть на виселице, чтобы навести страх на Антов. Имя антского князя Бокса весьма близко к русскому имени, которое встречается у нас в XI и XIII веках: Богша. А упомянутое выше женское роксаланское имя Санелга напоминает позднейшее русское имя Ольга или Елга, как она называется в византийских известиях. Её брат Аммиус слышится в названии Миус и Калмиус, двух рек, впадающих в Азовское море и протекающих в стране древних Роксалан.
   Восстание против Готов Славянских племён послужило толчком к так называемому "Великому переселению народов". Господство Готов в Скифии сменилось на время господством Гуннов (племени Славянского, родственного Болгарскому). Роксалане входили в число народов, составлявших царство Атиллы, а также принимавших участие в его походах и завоеваниях. Что Роксалане не остались чужды совершавшемуся в те времена движению, известному под именем "Великого переселения народов", на то указывает происшедшее от их имени название южно-французской провинции Руссильон. Когда брожение народов прекратилось, в Восточной Европе можно было найти только небольшие остатки германских народов. Они отнесены далее на запад и на север. Восточная, части Средней и Южной Европы остались преимущественно в руках огромного Славянского племени. Из этого племени постепенно выделяется Русский народ. Сам по себе этот народ мог заключать результаты смешения и перекрещивания Славянского племени с другими элементами, например, с готскими, литовскими и угорскими. Но это смешение происходило под несомненным преобладанием элемента Славянского. В IX и X веках Русь является народом Славянским. Тем не менее она могла иметь, и конечно имела, некоторые свои особенности в наречии, в характере, некоторый оттенок в своих личных именах и т.п. Черты, сходные с германскими народами, особенно родство корней в языке, следствие, бесспорно, их общеарийского родства и их совместного жительства ещё в Скифском мире.
   После смерти Атиллы (вторая половина V века), когда держава его была разрушена восстаниями подчинённых народов, Роксалане не только успели освободиться от гуннской зависимости, но и снова заняли первенствующее положение в странах к северу от Чёрного и Азовского морей; по крайней мере, таково было их положение в VI веке, судя по словам Иорнанда. Он говорит, что Дакия на востоке граничила с Роксаланами.
   Совокупность греко-латинских известий от I до IV века включительно ясно указывает нам на Роксалан, как на сильный, многочисленный народ, средоточием которого был Днепр и отдельные ветви которого простирались с одной стороны до Азовского моря, а с другой до Днестра. Около эпохи Рождества Христова он находился ещё на степени кочевого или полукочевого быта. Но в течение последующих веков Роксаланское или Русское племя всё более и более приобретало привычки быта оседлого, сохраняя однако свой подвижный, предприимчивый характер и охоту к дальним походам.
   Века последующие за Гуннскою эпохой - самые тёмные в истории Русской земли. Это было время народного брожения, которое усиливало и без того великую путаницу в народных именах. Впрочем, то же время (от VII до IX века) совпадает и самою скудною эпохою по отношению к византийской историографии. Русь опять скрывается у неё под общими именами Скифов и Сарматов. Но в IX веке она снова выступает на сцену под своим именем и громко заявляет о себе своим нападением на Константинополь. В этом веке на помощь истории приходят и арабские известия, опять по той главной причине, что около того времени началось объединение Руси, и своими подвигами она заставила других говорить о себе; притом процветание географической литературы у Арабов и их более удовлетворительные сведения о Восточной Европе восходят приблизительно к тому же времени. Становится понятно, почему Русская история начинается собственно со второй половины IX-го века. Наша летописная легенда о призвании князей потому и приурочивает их именно к этому времени, чтобы связать их с появлением народа Русь в Византийских хрониках, и объяснить происхождение Русского государства.
   Итак, происхождение русского государства совершилось не моментальным, сказочным образом, как повествует наша легенда о призвании князей из-за моря, а долгим и сложным процессом, на общих исторических основаниях и законах, подобно всем другим подобного рода явлениям.
   Осталось выяснить, откуда взялось название Русь или Рось и что оно означает. Лиутпранд говорит, что "... по наружному качеству Греки называют этот народ Русыми (Rusios)". В своих поисках начала Русской нации учёным славянской школы удалось напасть на целую систему осмысления народных имён, систему, которая имела широкое применение во все времена и до сих пор ещё сохраняется во всей своей силе. Название, сделавшееся давно непонятным, народный говор старается приурочить к какому-нибудь созвучию и таким образом придать ему смысл. Черта вполне естественная - непонятное, как бы бессмысленное, сделать осмысленным. Эта общечеловеческая черта отразилась у летописцев и перешла в научные труды нашего времени. Приведу примеры, имея в виду преимущественно мир славянский.
   Бодричи. Это название так ясно отзывается бодрыми, что сблизить их между собой казалось бы весьма естественно. Но гораздо естественнее предположить, что этот народ получил своё имя от реки Одры, то есть настоящее его имя Поодряне или Поодричи (Венелин и Чертков). Тогда получит смысл и другая форма этого имени у средневековых латинских летописцев - Оботриты. Если название Бодричей происходит от бодрый, то и Кривичей надо производить от "кривой".
   Поляне. Уже сама летопись производит их от полей, так же, как Древлян от дерев. Но верно ли это? Та же летопись потом говорит, что Поляне жили в лесах и даже на горах. У нас есть реки Пола, Полист, Полота и т.п. Имеют ли они связь с именем Полян, мы не знаем. Но уже у классических писателей Диодора и Плиния упоминается о народе Палеях или Спалеях, обитавших в Восточной Европе. Иорнанд Говорит, что Готы, когда пришли на берега Чёрного моря, то должны были выдержать борьбу за свои новые жилища с сильным народом Спалами. Имя этого народа, как справедливо заметил Шафарик, сохранилось до сих пор в слове исполин, которое в некоторых древнеболгарских и сербских рукописях встречается и без и, т.е. просто сполин.
   Из объяснения Лиутпранда, что Руссы получили своё название от низшего качества (то есть от рыжих волос), можно заключить, что Греки действительно так осмысливали непонятное имя Рось или Русь. Древнейшая форма этого названия была не Русь, а Рас или Рось. Это Рось, как слово чуждое греческому языку, потому и сохранилось в нём без изменения , в неподвижной, несклоняемой форме. Вообще следует заметить, что живой народный говор не любит долго останавливаться на одной и той же форме своих собственных слов; с течением времени он охотно их меняет и видоизменяет. Вот почему иногда форма, сохранённая иноземцами, оказывается древнее формы собственной. Соответственно византийскому Рось, у Венгров Русские до сих пор называются Орос.
   Народное имя Рось или Русь, как и многие другие имена, находятся в непосредственной связи с названием рек. Восточная Европа изобилует реками, которые носят или когда-то носили именно это название. Так Неман в старину назывался Рось; один из его рукавов сохранил название Русь, а залив, в который он впадает, имел название Русна. Далее следуют: Рось или Руса, река в Новгородской области, Русь, приток Нарева; Рось, знаменитый приток Днепра на Украине; Руса, приток Сейма и пр. Но главное, имя Рось или Рас принадлежало нашей Волге. В этом удостоверяет нас свидетельство Агафемера в III веке и сохранявшееся до конца XIX века у Мордвы для обозначения Волги название Ра. Эта последняя форма встречается ещё у Птоломея и Аммиана Марцелина. Эта же река в древних известиях скрывается иногда под формой Аракс.
   Народное название Рось или Русь было одно из распространённых в Арийском мире, особенно в его Славяно-Литовской ветви. Оно распространилось преимущественно в связи с названием рек. Мы встречаем в средние века слово Русь или Русия с его видоизменениями, каковы: Русция, Ругия, Прусия (т.е. Порусье) и пр. и в южной России, и на Балтийском поморье, и в Карпатах, и в Паннонии, и даже на берегах немецкого моря (Рустрингия). Следовательно, никоим образом нельзя наших Руссов считать колонистами из какой-либо другой страны. Напротив, скорее наша Русь могла послужить колыбелью для других Европейских народов, носивших то же имя; так как это имя всегда принадлежало ей по преимуществу, и на ней сосредоточилось окончательно.